Со слов первого исследователя Меншиковой башни А. Ф. Малиновского, вся скульптура, украшающая здание снаружи и внутри, была выполнена итальянскими скульпторами, «специально выписанными» А. Д. Меншиковым. Действительно, многие скульптуры внутри церкви принадлежат, бесспорно, иностранным мастерам, но едва ли итальянцам. Между тем сохранился документ, прямо говорящий об участии в постройке и убранстве церкви 23 крестьян, именуемых подмастерьями и выписанных из различных сел Костромского и Ярославского уездов.
Будучи выдающимся зодчим и одновременно опытным скульптором, И. П. Зарудный, без сомнения, давал скульпторам-декораторам и резчикам рисунки, по которым выполнялась лепнина и высекалась из камня скульптура. Такие великолепные скульптурные панно, как те, что украшают алтарные плафоны, должны были изготовляться по точным рисункам и, быть может, под личным руководством самого Зарудного. У него к тому времени уже были надежные помощники и ученики. Из писем Зарудного к Меншикову видно, что среди них главными были трое: Иван Телегин, Василий Трофимов и пасынок Зарудного — Пузиков. Этими 3 любимыми помощниками и исполнителями работ, конечно, не исчерпывается список членов всего коллектива, имевшегося в распоряжении Зарудного. Были среди них иностранцы, но ввиду крайне скудных документальных данных, дошедших до нас, пока трудно определить роль каждого из них.
Во всяком случае, совершенно несомненно участие в наружных орнаментальных и скульптурных работах костромичей и ярославцев. Этим мастерам могут принадлежать высеченные из камня головки ангелов и гирлянды, помещенные над каждым выступающим карнизом во всех ярусах Меншиковой башни, а также великолепные головки ангелов на капителях, выполненные крупным планом, в обобщенных формах, в расчете на большое удаление от зрителя. Труднее определить, кто мог быть автором кариатид на хорах и превосходного каменного горельефного панно над главным входом в башню. Вероятнее всего, художественный замысел этого панно принадлежит Зарудному, выполнение же — частью ему самому, частью кому- либо из его ближайших помощников.
К числу наиболее совершенных созданий Зарудного после Меншиковой башни относится иконостас Петропавловского собора. Ни в чем ином не сказалась, быть может, столь решительная переработка специфически русской области искусства в новом светском духе, как именно в этом произведении Зарудного. Не порывая резко с традицией украшения иконостаса к. XVII в., он по старинке убрал его ангелами на карнизах и фронтонах, но придал им столь реалистические формы, что в результате создал совершенно новое, небывалое на Руси художественное произведение, выделяющееся светской пышностью и невиданной торжественностью.
Иконостас Петропавловского собора, выполненный в 1722—1726 годах в Москве, трактован как трех-пролетная триумфальная арка. Коринфские колонны на высоких, украшенных гравированным орнаментом базах, поддерживают богатые карнизы и разорванные фронтоны с фигурами; в громадной арке среднего пролета с иллюзорно свешивающимся занавесом по сторонам резных Царских врат стоят на фигурных подставках архангелы Гавриил и Михаил, поражающие драконов; выше — витые колонны с карнизами и полукружиями обрамляют икону «Воскресение». Вместо канонического распятия иконостас увенчан изображением Саваофа с царской короной и митрой в руках — намек на божественное происхождение светской и церковной властей. В декоративной пышности «светского» иконостаса робко звучит выполненная в старых традициях народного искусства «Евхаристия» Царских врат с плоской резьбой и несколько связанными движениями апостолов. Для нового расцвета русской деревянной церковной скульптуры особо характерны изящные, утонченные и удлиненные в пропорциях фигуры архангелов Гавриила и Михаила. Иконостас Петропавловского собора, все декоративные детали и скульптура которого выполнены с изумительным блеском и мастерством, — это подлинный шедевр нового русского искусства, яркий образец своеобразного синтеза архитектуры, скульптуры и живописи.
Светская скульптура петровской поры крепко связана с традициями народной скульптуры и народных пластических представлений. Развивается она в строго национальном русле, смело отбрасывая из заимствованных извне форм все не подходящее складу национального чувства и ума. Для нее характерен широкий диапазон ее источников: прямое и сознательное соприкосновение с образами античности, ренессанса и западноевропейского барокко. Первым официальным произведением светской русской скульптуры была статуя Нептуна, вылитая из бронзы по приказанию Петра I в 1715-1716 г.г. на Пушечном заводе в Санкт-Петербурге. В этой статуе привлекает внимание близость композиции и позы к «Рисунку статуи, на пьедестале стоящей» руки самого Петра. Вместе с тем в ней ясно сказывается живая связь с традициями народной деревянной пластики.
Петр I, выказавший столько заботы о воспитании русских юношей за границей, обучавшихся там живописи, архитектуре и строительному делу, уделил также немало внимания подготовке мастеров скульптуры. В 1724 г. были посланы в Италию 8 молодых людей для обучения искусству скульптуры. Инициатива в этом деле принадлежала русскому резиденту в Венеции Рагузинскому, занимавшемуся по поручению Петра I подысканием и отправкой в Санкт-Петербург произведений скульптуры. В июле 1724 г., будучи в Санкт-Петербурге, он подал в кабинет Петра «предложение», в котором указывал, что уже в 1722 г. нашел «наилучшего мастера шкултора именем Петра Барету, которой делает мраморные статуи и прочее, и со оным учинил словесный договор, дабы ему учить тому художеству четырех человек русских шкултурной работе, да четырех резьбе каменной и прочему с уплатою для содержания квартиры, корму и прочего изждивения».
Царь, знакомый с искусством Пьетро Баратты по ряду скульптур, ранее доставленных для Летнего сада, одобрил «предложение» Рагузинского, и уже в авг. 1724 г. были отобраны для отправки в Италию 8 пенсионеров: А. Хрепиков, П. Кохтев, П. Галкин, А. Селиванов, П. Серебряков, В. Кобелев, Ф. Медведев и Д. Медведев. Испытав в пути немало злоключений, они через год добрались до Венеции, где и были приняты Бараттой в его скульптурную мастерскую. Там они пробыли в обучении 5 лет, и в 1730 г. все вернулись в Санкт-Петербург. К сожалению, они попали на родину в неудачное время надвигавшейся бироновщины и были весьма ограничены в деятельности. Ни один из них в силу различных невзгод и прискорбного безвременья не выдвинулся впоследствии в выдающиеся мастера, но в меру скромных дарований каждый внес вклад в культурное строительство новой России.
Russian